Коллективный нарциссизм: «Великая Россия» сильно напоминает блошиный цирк

«Гордость Россией» – часть официальной идеологии. Но еще не так давно она была отдана на откуп оппозиции, за что российская власть навешивала на нее ярлыки реликтов.

Чуть больше 26 лет назад, 25 декабря 1991 г., над Кремлем был спущен Государственный флаг СССР, и смерть Союза зафиксировали уже официально. А чуть более месяца назад опрос, проведенный “Левада-центром”, показал очередной рост российского коллективного нарциссизма. Целых 64% россиян выразили уверенность в том, что русские не такой народ, как все прочие, а, напротив, народ особый, великий, занимающий по праву уникальное место в мировой истории, пишет Сергей Ильченко на страницах «Деловая Столица».

От “великороссов” до мышей…

Здесь нужно заметить, что понятие “русский” с этнической точки зрения всегда было сомнительным и размытым, а хорошо, со скребком, отмытые русские постоянно оказывались финно-уграми, татарами и немного, собственно, русскими. Первоначально быть “русским” означало принадлежать к РПЦ – не будем сейчас вникать в тонкости ее автокефалии и внутреннего устройства. Отдельная же этничность, которую “русские” получили в СССР, когда украинцы и белорусы технично отошли в сторонку от “триединого славянского народа”, с самого начала была условна и сомнительна.

Сегодня, век спустя, российская этничность уже окончательно превратилась в фикцию: почти ничего славянского в “русских” не осталось. Если в СССР они плавно перетекали в “советских”, то сегодня столь же плавно перетекают в “россиян”, а не заметить в рядах “российских патриотов” лиц с татарскими, дагестанскими и чеченскими фамилиями, число которых с каждым годом растет, может разве что слепой. Что же до этнических русских националистов, то они в России безнадежно маргинальны. Теоретически такие “политические русские” могли бы получить шанс выйти из маргинеса, заняв нишу регионального сепаратизма. Но их совсем уж обмельчавшие вожди слишком ничтожны во всех отношениях для столь решительного и сопряженного с риском шага.

Так что говоря о “русских”, “Левада” сильно лукавит: этнических русских сегодня можно найти разве что в диаспоре. А в современной России живут уже исключительно россияне – не столько этническое, сколько политическое сообщество. Впрочем, объединение нации в единое целое не по этническим, а по культурно-политическим принципам – общемировая тенденция. Сегодня быть россиянином – или украинцем, румыном – или молдаванином, европейцем – или немцем, французом, испанцем, поляком, венгром, испанцем – или каталонцем, британцем – или шотландцем, все это в первую очередь вопрос политического выбора.

Почему они гордятся

Но вернемся к русской, а по факту – к российской исключительности. Не отвергая это утверждение с порога, но и не принимая на веру, подвергнем его проверке и критическому анализу. Прежде всего взглянем на динамику самолюбования россиян.

В 1992 г. доля нарциссов составляла всего 13%. Надо заметить, что на протяжении всего срока жизни СССР советская пропаганда мамой-партией клялась его обитателям, что им выпало счастье жить в “самой прогрессивной стране мира,” – и этим непременно нужно гордиться. При постоянном, начиная с раннего возраста, повторении это давало стойкий суггестивный эффект. Средний советский человек верил, что Союз велик и ужасен, но вместе с тем щедр и добр, что он внушает страх половине мира, а половину снабжает оружием и кормит соцлагерными пайками, и что это величие дает ему, маленькому советскому муравью, основания для личной гордости. Что же до Запада, то там непрерывно угнетают трудящихся, отчего их жизнь даже более беспросветна, чем счастливая жизнь советского человека.

Хотя эта вера и ухитрялась сосуществовать с реальностью хомо советикуса, выживавшего отнюдь не в атмосфере равенства, безопасности и братской любви, но и она имела свои пределы. Советские люди все-таки ощущали убогость жизни в Союзе и тащили в свои норки все, сделанное “там”, что удавалось добыть: одежду, бытовые приборы, мебель, в редких случаях автомобили. Когда же западные витрины стали доступны им для обозрения, уверенность россиян в собственном величии увяла. Но затем волшебным образом снова пошла в рост.

Несомненно, в 1992-1999 гг. процент пришедших к успеху не приближался к 57. Успешными были скорее 7% не определившихся, которым абстрактное величие русского народа было безразлично. А 57% неудачников пытались компенсировать личный провал истовой верой в коллективную исключительность. Волшебство же заключалось в том, что за семь лет, с 1992-го по 1999-й, вера русских в свое превосходство над остальным человечеством выросла в 4,5 раза. Стоит, пожалуй, вспомнить яркие события, предшествовавшие этому. Для краткости ограничимся одним годом.

https://politua.org/2018/01/16/33770/

Итак, 18 марта 1998 г. Россия учредила постоянное представительство в НАТО, а 26-го Ельцин, Коль и Ширак договорились о “тесной интеграции России в Европу”. 14 апреля в Екатеринбурге избили и разогнали примерно 6 тыс. студентов, протестовавших против реформы образования, на чем их протесты и закончились. В начале мая шахтеры, требуя выплатить долги по зарплате, стали перекрывать железные дороги; им пообещали расплатиться, но, естественно, обманули. В ночь со 2 на 3 июля был застрелен генерал Лев Рохлин, убийство повесили на жену, настоящих исполнителей и организаторов никто не искал, но кремлевский заказ был для всех очевиден. 3 июля шахтеры заблокировали уже Транссиб, отрезав от Москвы восток России – а денег им все равно не вернули. 14 августа Борис Ельцин заявил, что дефолта в стране не будет, а 17 августа правительство объявило дефолт по государственным облигациям с обещанной доходностью 140% годовых. Рубль рухнул с 6 до 21 за доллар. Множество малых предприятий и банков разорились, вкладчики потеряли вклады, уровень жизни упал, число получающих пособие по безработице удвоилось.

2 сентября Билл Клинтон обещал Ельцину помощь, если Россия продолжит реформы. 4 сентября при взрыве в Махачкале погибли 18 человек, 91 был ранен, разрушено 28 домов. 5 сентября пятеро матросов захватили заложников на ядерном полигоне на Новой Земле. 11 сентября на базе ВМФ на Кольском полуострове матрос-срочник атомной подлодки застрелил восьмерых сослуживцев и ранил офицера, а затем заперся в торпедном отсеке, где угрожал взорвать одну из торпед, пока не был убит в ходе штурма, предпринятого группой ФСБ. 7 октября КПРФ и профсоюзы России провели всеобщую забастовку против политики Ельцина. 8 октября генпрокурор Скуратов возбудил дело о злоупотреблениях при заключении контрактов на реконструкцию Московского Кремля, т. н. “дело Mabetex”. 4 ноября корреспондент газеты “Русская правда” Иван Орлов выехал на Красную площадь на своем автомобиле и взорвал его перед Спасскими воротами, ранив трех сотрудников ФСО. 20 ноября в Санкт-Петербурге застрелили Галину Старовойтову, депутата Госдумы, слишком много знавшую о прошлом недавно назначенного директора ФСБ В.В. Путина. 17 марта 1999 г. Совет Федерации отклонил предложение Ельцина об отставке Скуратова, который заявил, что его вынудили написать заявление, а вечером на РТР показали кадры, где “человек, похожий на прокурора” был снят в обществе проституток. И наконец, 19 марта при взрыве на Центральном рынке Владикавказа погибли 52 человека, а 168 были ранены. Теракт впоследствии приписали чеченскому полевому командиру Арби Бараеву.

И вот, по результатам этих событий, число русских, считающих, что они великий народ, не такой как другие, многократно возросло. Объяснение тут возможно одно: не сумев построить свою жизнь, русские массово дезертировали в параллельную реальность.

Следуя за обстоятельствами

Разумеется, “гордость Россией” стала уже частью официальной идеологии. Но еще не так давно она была отдана на откуп оппозиции, за что российская власть навешивала на нее ярлыки реликтов ушедшей эпохи. А нынешние апологеты российского величия, вещающие о нем с трибун и телеэкранов, – во всяком случае те, кто и тогда был приближен к власти, все (без единого исключения) начинали с риторики вполне прозападной. Конечно, о принципах или убеждениях, присущих им, речь не шла. Но их попытки понравиться Западу и опереться внутри страны на прозападно настроенную часть общества любопытны как объект исследования.

Первый звонок прозвучал еще в 1993 г., всего через два года после распада СССР, когда прозападный Борис Ельцин вошел в жесткий конфликт с ностальгически-просоветским Верховным Советом. Дело кончилось расстрелом из танков Белого дома. Затем, в 1996 г., на первых выборах президента России, проходивших вне СССР, обнаружилось, что Ельцин проигрывает лидеру Компартии и советскому ностальгику Геннадию Зюганову. До перестрелок дело не дошло, но для спасения Ельцина понадобился целый комплекс мер: от беспрецедентно грязной избирательной кампании и совсем уже неприкрытых манипуляций при подсчете голосов до союза с Александром Лебедем, который тоже ностальгировал по имперскому величию, но хотя бы не имел за собой самой мощной на тот момент партии.

https://politua.org/2018/01/16/33754/

Эти маневры, совсем не похожие на демократические выборы, подавались западным партнерам как вынужденные: мол, если команда реформаторов не будет действовать решительно и жестко, к власти вернется КПСС. Партнеры находили причину уважительной, сочувственно кивали и закрывали глаза на неловкие моменты. Так едва зародившаяся российская демократия была, при полной поддержке США, удушена перекрасившимися в “демократов” аппаратчиками КПСС и работниками КГБ. Конечно, удушаемые и их душители, за исключением имитации последними прозападной риторики, ничем не отличались друг от друга. Но принципы народного волеизъявления были раздавлены в зародыше, и это получило далеко идущие последствия. Впрочем, во имя сиюминутной политической выгоды США поддерживали не только Ельцина, но даже бежавшего в джунгли Пол Пота, уничтожившего перед этим половину населения Камбоджи.

Но и после событий 1993 и 1996 гг., обнаруживших сначала ограниченную и спорную поддержку россиянами прозападного курса, а затем его неприятие уже очевидным большинством населения, в Кремле какое-то время еще имитировали равнение на Запад, следуя в русле либеральной риторики. Причина была проста: мнение Запада было для Москвы важнее мнения собственного населения, которое после 1996 г. уже ничего и никогда не решало. А поскольку нет ничего проще, чем обмануть того, кто желает быть обманутым, Запад охотно поверил в московские имитации реформ и не стал пенять Кремлю за расстрел Белого дома, грязные выборы, геноцид в Чечне, поддержку сепаратистов в Приднестровье, Абхазии и Южной Осетии и множество других преступлений. Запад простил и агрессию против Грузии 2008 г., все еще надеясь, что отбившаяся от рук кремлевская шпана одумается и придет к бывшим патронам с покаянной головой. А уж в конце 90-х – начале 2000-х Ельцин, а за ним и Путин ходили у Запада в любимчиках – за них тревожились и их поддерживали.

Период западной любви к русским меньшим братьям был использован Кремлем для структурных реформ внутри страны, вывода за рубеж финансовых средств и создания на Западе аффилированных с Россией экономических структур, а также пророссийского лобби. Эти реформы, проведенные в очень короткий срок, всего за четверть века, несомненно, впечатляют. Российские спецслужбы, оказавшиеся после крушения КПСС наиболее организованной и финансово состоятельной силой, превратились в крупнейшую международную криптокорпорацию, для которой Россия – уже не основная среда обитания, а только важная тыловая база, причем значимость ее как базы уменьшается с каждым годом. Конечно, просто так корпорация Россию не бросит и будет бороться за нее до последней возможности. Но логика событий такова, что уход потомков чекистов из отслужившей свое России предопределен. И хотя на Западе, разглядев, наконец опасность пытаются загнать этого джинна назад в российскую бутылку, едва ли это удастся. Чудище стало глобальным. Можно нанести ему некоторые потери, но момент для его локализации в России безвозвратно упущен.

https://politua.org/2017/12/25/32224/

В самой же России Путин и его команда осторожно экспериментировали, подбирая лозунги, близкие к умонастроениям ее населения. И, перепробовав разные варианты демократической риторики, шаг за шагом пришли к тому, с чего начинали: к идее исключительности России и русских, к их всемирной миссии, выделяющей Россию среди других стран, а русских среди других народов, к естественному праву России захватывать любую часть мира, где хоть один человек говорит по-русски, даже если он приехал туда вчера, а затем заставлять завоеванные народы говорить и думать по-русски уже поголовно и к ненависти к Западу в сочетании с плохо скрываемой завистью. Это был вынужденный шаг, стопроцентная уступка обстоятельствам, которой Москва пыталась избежать. Проследив эволюцию политической фразеологии Кремля, мы увидим, что правящая команда снова и снова искала альтернативный эмоциональный контакт с широкой российской аудиторией, но не находила его. Точку в поисках поставила грузинская война 2008 г., когда стало ясно: любые лозунги, кроме лозунгов российского величия, населением России безнадежно отторгаются.

Страсть к насилию как компенсация ничтожества

Россияне похожи на мужчину, отвергаемого и презираемого женщинами и пытающегося исправить эту ситуацию при помощи насилия или платной имитации любви. Надо сказать, что они были такими всегда. Не вдаваясь далеко в историю Российской империи вспомним покупку СССР “верных друзей” из числа африканских людоедов, латиноамериканских наркобаронов и разнообразных диктаторов и дегенератов по всему миру. Если же подходящих для покупки готовых кандидатур не находилось, СССР насаждал их режимы на своих штыках. К примеру, КНДР – в чистом виде творение Сталина. Впрочем, и Восточная Европа могла быть сегодня не лучше Северной Кореи. Ей просто больше, чем несчастным корейцам, повезло с другими соседями.

Такая политика российских властей всегда безоговорочно поддерживалась российскими низами. Вторжение в Китай в конце XIX– начале XX вв. было встречено не меньшим числом патриотических восторгов чем вторжение в Чехословакию в 1968 г.. Когда же их вышибают вон с захваченной территории, как это случилось, к примеру, в русско-японскую войну или после распада СССР, когда российскую армию попросили на выход из бывших союзных республик, россияне уходят, затаив обиду. Будучи в абсолютном большинстве социопатами, как упомянутый в качестве примера насильник, они не способны даже на мгновение осознать свою вину, полностью возлагая ее на своих жертв. И, разумеется, мечтая о реванше – если не в том же месте, то в другом, с другой жертвой.

Все сказанное прекрасно иллюстрирует приведенный ниже график:

Обратите внимание на резкий рост в 1999 г. (Чечня), 2005 г. (убийство Масхадова и 60-летие “Великой Победы”), 2008 г. (нападение на Грузию), 2014 г. (аннексия Крыма), 2015 и 2016 гг. (уничтожение мирного населения в Сирии). Сегодня Кремль манипулирует настроениями россиян, разжигая ненависть к соседям.

К слову, российская ненависть в цифрах тоже весьма показательна. Согласно данным того же “Левада-центра” к США плохо относятся 60% россиян, ЕС – 54%, к Украине 56%, к Грузии 42% – ну да, когда соседнюю страну ограбили и расчленили, градус ненависти можно и поубавить. А в остальном понятно теперь, отчего в России давят продукты из ЕС бульдозерами. Так ненавидят, что даже кушать не могут…

Хорошо россияне относятся к Беларуси – 78% и к Китаю – 71%. Но и тут не все гладко: показатели явно ползут вниз медленно, но верно, сдавая процент за процентом. Так что ненависть к китайцам и белорусам у россиян еще впереди.

Не стоит надеяться и на то, что, будучи в очередной раз биты и унижены, россияне как-то изменятся. Для изменений нужно признание ошибок и вины – а для такого шага нужна сила духа, которой обитатели России лишены начисто – им ее заменяет холопская готовность умереть за барина. Скорее всего, они притихнут лет на 10, а затем поверят, что их поражение было победой. Кричит же сегодня российская пропаганда о “победе” в “Великой Отечественной войне”, в которой СССР по последним данным потерял треть населения – 42 млн человек. Ну, а в период безвременья россияне будут тосковать о былом “величии страны”, компенсируя этим собственное ничтожество.

Эпизод с беспризорными, побирающимися на вокзале, играя на деревянных ложках “Жила-была Россия, великая держава”, вырезанный цензорами из “12 стульев” – вечный российский сюжет. А блошиный цирк, где кровососущие насекомые по команде дрессировщика ходят строем и стреляют из маленькой пушки, – самая наглядная модель российского общества.

Сергей Ильченко, «Деловая Столица»