Мир на Донбассе: возможен он или нет?

Что наконец заставит ЕС – до сих пор основного торгового и инвестиционного партнера Москвы – трезво оценить ситуацию на своей восточной границе?

С сентября 2017 года, когда Путин заявил о готовности обсудить участие ООН в урегулировании конфликта, идея международной миротворческой миссии продолжает будоражить воображение многих западных дипломатов, политиков и экспертов, имеющих дело с конфликтом на Донбассе, несмотря на значительные риски и сложности ее воплощения. Об этом пишет на на страницах «Нового Времени» кандидат исторических и политических наук, старший научный сотрудник Института евро-атлантического сотрудничества в Киеве и главный редактор книжной серии «Советская и постсоветская политика и общество» издательства «Ибидем» в Штутгарте Андреас Умланд

Стоит отметить, что уже в ноябре 2014 года нюрнбергский политический аналитик и консультант Андрей Новак первым предоставил на удивление тщательный и подробный план реализации этой, на тот момент еще совершенно новаторской идеи.

https://politua.org/2018/08/01/46998/

Правительство Украины направило официальный запрос на ввод миротворческой миссии ООН на Донбасс в начале 2015 года. С тех пор ряд видных аналитиков из разных стран опубликовали более или менее детальные материалы с подробным изложением перспектив и задач этого плана, который, как правило, тоже предусматривает выстраивание новых структур местного управления, а не только проведение миротворческой операции как таковой.

Два самых всеобъемлющих анализа возможностей и перспектив миротворческой миссии ООН были опубликованы Международной антикризисной группой (Киев) в декабре 2017 года и Институтом Хадсона (Ричард Гован, Вашингтон) в феврале 2018 года. В этих и некоторых других аналитических материалах описываются различные механизмы и препятствия на пути реализации плана, который состоит в развертывании на Донбассе международной миссии в составе военных, полицейских и гражданских сил при участии ООН, ОБСЕ и/или ЕС.

Преимущества такой переходной миротворческой или даже «миростроительной» (peacebuilding) миссии ООН и международной гражданской администрации на Донбассе заключается в двух аспектах. Первое: миссия предполагает вовлечение в конфликт на Донбассе нейтральной третьей силы, мандат которой выходил бы далеко за рамки нынешней специальной мониторинговой миссии ОБСЕ.

https://politua.org/2018/08/01/46996/

Временная миссия ООН или объединенная миссия ООН-ЕС-ОБСЕ на Донбассе обеспечила бы промежуточный период процесса урегулирования конфликта путем создания международной временной администрации. В поддержку этой администрации пришел бы достаточно крупный и хорошо вооруженный контингент иностранных миротворческих войск и временных многонациональных полицейских сил.

На самом деле, именно такая схема является единственным реалистичным способом осуществить на практике передачу власти над оккупированными территориям Донбасса от Москвы Киеву и восстановить базовый общественно-политический порядок на территории сегодняшних так называемых «народных республик».

В этом отношении Минские соглашения 2014 и 2015 гг. всегда были сами по себе несовершенны – факт, который немецкий аналитик Андрей Новак уже уловил в ноябре 2014 года. Они предусматривают нереалистично плавный переход от нынешнего фактического правления Кремля над де-факто оккупированными и военизированными Москвой восточными районами украинского Донбасса к восстановлению полного контроля Киева над утраченными территориями.

https://politua.org/2018/08/01/46994/

С 2014 года всегда было неясно, как можно будет осуществить эту передачу власти после предполагаемого вывода Россией из украинского Донбасса ее скрытых подразделений ВС РФ, нерегулярных батальонов, отрядов спецслужб и политических эмиссаров, а также прекращении Кремлем финансовой поддержки для «ДНР» и «ЛНР». Даже после такого гипотетического вывода всех решающих российских оккупантов Киеву потребовалась бы полномасштабная освободительная война с целью подавления, задержания, разоружения и/или изгнания оставшихся местных или образовавшихся антиукраинских военизированных формирований, экстремистов и агентов, которые были с 2014 года мобилизованы Кремлем и по сей день, так или иначе, получают финансирование, оружие, поддержку, обучение и/или руководство Москвы.

Этот переход кажется невозможным без временного, но мощного политического и вооруженного вмешательства таких организации как ООН, ОБСЕ и/или ЕС.

Второе преимущество: когда для Москвы устойчивое урегулирование конфликта – т.е. снятие большинства санкций Запада – наконец станет предпочтительным вариантом, Кремль сможет использовать этот план для того, чтобы сохранить лицо перед особенно националистически настроенными частями дезинформированного российского общества. Поскольку Россия должна будет дать свое согласие в Совете Безопасности ООН на размещение международной вооруженной миротворческой миссии этой организации, она сможет на международном уровне влиять на ход работы миссии.

https://politua.org/2018/08/01/46991/

Например, Кремль может настоять на том, чтобы определенный участок района проведения операции был отдан под контроль контингента войск ООН из официально или негласного союзного России государства. Такая неформально «пророссийская» территория могла бы функционировать в качестве некого промежуточного убежища и временной защитной зоны для бойцов из нерегулярных формирований из других сегодня оккупированных частей Донбасса.

Еще важнее то, что внутри страны Кремль мог бы преподнести международную миссию на Донбассе как российскую «миротворческую» инициативу с целью помочь «страждущим» русскоязычным жителям восточной Украины. Это толкование, несомненно, было бы грубым искажением реальных фактов, касающихся хода и характера конфликта на территории Донбасса.

Тем не менее, развертывание международных миротворческих сил, получившее одобрение России в Совете Безопасности ООН, предоставило бы Кремлю относительно удобный выход из сложившегося противостояния – если и когда Москва начнет определять для себя такой выход как целесообразный или даже необходимый. Чтобы добиться от Кремля такого изменения в определении значения конфликта, возможно, нужно будет не только продолжить западные санкции, связанные с противостоянием на Донбассе, но и – в силу их пока что ограниченного успеха – ужесточить их и обеспечить их более эффективное осуществление.

https://politua.org/2018/07/31/46984/

На протяжении вот уже более четырех лет два крупнейших государства Европы пребывают в состоянии затяжной криптовойны (скрытого военного межгосударственного конфликта), которая сопровождается почти ежедневными обстрелами из тяжелых орудий и еженедельными потерями ранеными или убитыми. Все это происходит в непосредственной близости от крупнейшей в Европе АЭС в Запорожье.

Несмотря на огромную гипотетическую заинтересованность в урегулировании и окончании этого противостояния, внимание Европы к этому, лишь на первый взгляд замороженному конфликту, остается ограниченным. Тогда как некоторые учреждения и деятели Запада – в частности, немецкая и американская дипломатии, – приложили немало усилий к урегулированию конфликта, большинство европейских политиков, дипломатов и журналистов страдают от болезни, которую можно назвать «постгеографическим синдромом экстернализации».

Имеется в виду, что Украина находится в непосредственной географической близости к ЕС и имеет с ним протяженную границу. Тем не менее, многие политики и дипломаты ЕС по-прежнему рассматривают огромные внутренние и внешние проблемы Украины как второстепенные для европейской стабильности, безопасности и процветания.

https://politua.org/2018/07/31/46979/

Последствия возможного обострения российско-украинской войны и последующий возможный крах и без того страдающего украинского государства тяжело ударили бы не только по украинцам, но имели бы и серьезные последствия для всей Восточной Европы, и ЕС в целом. Тем не менее, большая часть особенно западноевропейской политической элиты, как ни странно, сохраняет эскапизм и/или оптимизм касательно намерений и действий Москвы в Украине.

Несмотря на введение разных санкций государств-членов ЕС, США и других, многие крупные европейские компании продолжают сотрудничать с Россией как ни в чем ни бывало – в основном, это касается энерготорговли. Вместо того, чтобы занять четкую позицию в отношении поведения России на постсоветском пространстве или в Сирии, президент Европейской комиссии Жан-Клод Юнкер в мае 2018 года заявил, что «это избиение России (Russia-bashing) должно быть прекращено».

Было бы печально, если только новое крупное общеевропейское бедствие, равное или превосходящее по масштабу крушение рейса MH17 в июле 2014 года, станет тем, что наконец заставит ЕС – до сих пор основного торгового и инвестиционного партнера Москвы – трезво оценить взрывоопасную ситуацию на своей восточной границе.

Андреас Умланд, «Новое Время»